До сих пор одним из сложнейших в проблеме специфики фольклора остается вопрос о степени выраженности или полного отсутствия в нем поэтического начала. На материале фольклорного собрания двух экспедиций (1938–1940 гг.) якутского исследователя А. А. Саввина предпринят опыт описания поэтизмов якутской устной традиции.
В цели и задачи статьи входит анализ собственно фольклорных вариантов, зафиксированных А. А. Саввиным, в аспекте выявления в них поэтического начала, что определило структурно-типологический метод исследования.
В фольклорных записях А. А. Саввина обнаруживается устойчивый слой архаических текстов, отличающихся отчетливой структурированностью поэтического плана. В связи с этим выдвинуто предположение о том, что одним из критериев отбора этих вариантов стало наличие в них поэтического начала, что позволяет рассматривать их в качестве поэтизмов архаического происхождения. Поэтическое начало в них выражается большей частью через форму и ее элементы (формулы, организация строки-стиха, повторы и параллелизмы и др.), охватывая в целом структурное развертывание всего текста. В результате анализа установлено, что наличие поэтического начала в тексте не зависит от его жанра и объема, а источником такой функциональности является поэтический язык традиции в целом, когда из этого общего наследия заимствуется арсенал поэтических средств. В то же время поэтическое начало в фольклоре принципиально отличается от поэтической функции (термин Р. О. Якобсона) в литературном тексте, оно тесно связано с одной стороны, с мифопоэтическим началом в самой традиции, являясь одной из форм его текстового выражения; с другой стороны, с «устной» природой фольклора и его скрытой поэтикой, в отличие от явно выраженной поэтики литературы. Тем самым проблема поэтического начала в фольклоре выводит на плоскость разграничения двух разных типов поэтики и, соответственно, различия фольклорного и литературного типов текста.
В статье рассматриваются русские волшебные сказки сюжетного типа 161А*. Среди отмеченных в СУС («Сравнительном указателе сюжетов: Восточнославянская сказка») текстов к сюжетному типу 161А* принадлежит двадцать один вариант.
Актуальность темы исследования определяется тем, что архетипический образ медведя занимает важное место в духовном наследии народов России, а также необходимостью обращения к жанрам народного творчества древнего населения России.
В результате анализа текстов в научный оборот введен еще один текст сюжетного типа 161А*.
Новизна работы определяется тем, что впервые анализу подвергаются все русские варианты сказочного сюжета.
Цель статьи – изучить русские сказки сюжетного типа 161А* «Медведь на липовой ноге».
Исходя из цели, перед работой ставятся следующие задачи: на основе сравнительно-типологического изучения выявить типологические особенности и своеобразие русских сказок сюжетного типа 161А* «Медведь на липовой ноге», проанализировать их сюжетный состав, показать их взаимосвязь с другими жанрами фольклора.
Методы исследования: основополагающим принципом подхода к материалу является комплексный метод, включающий сравнительно-исторический, структурно-типологический, текстологический, поскольку изучение типологии контактных связей в фольклоре, во всем многообразии и во всей сложности современной проблематики, невозможно без самого широкого и систематического сравнительного анализа.
Основные выводы: в статье показано, что структура сказок, включающих в свое повествование архетипический образ медведя, многоаспектна и включает четыре пласта: представления о медведе как тотеме; период отмирания культа животных, когда в сказках появляется ироническое изображение повадок животных, в частности медведя; мир животных в сказках воспринимается как иносказательное изображение человеческого; жанровое пограничье, когда границы сказки размываются, и она, например, переходит в быличку или детскую страшилку.
В результате длительного периода существования сюжета 161А* сказка о медведе на липовой ноге превратилась в схематичный пересказ, завершаясь на манер детских страшилок или даже колыбельных. Кроме того, сказка связана с миром мертвых или иной силой, которую представляет медведь или заменяющий его персонаж. В частности, в некоторых вариантах с сюжетным типом 161А* контаминируется сюжетный тип 366А* «Отрубленный у умершей палец с перстнем». Перспективы исследования связаны с дальнейшей разработкой темы, с включением материалов литературных обработок сказочного сюжета.
В данной статье авторы сопоставляют сюжеты репертуара сказаний алтайского сказителя Н. У. Улагашева и эпоса «Янгар» в исполнении сказителя Н. К. Ялатова, при этом привлекаются исследования ученых 40-х гг. ХХ в. и более позднего периода, для полной реконструкции сюжетных линий, отраженных в эпических сказаниях того периода.
Целью исследования в данной статье является изучение репертуара сказителя Н. У. Улагашева, как одного из источников бытования эпоса «Янгар», в контексте реконструкции сюжетных линий и в сопоставлении со сведениями ученого Л. П. Потапова.
Материалом исследования в статье явились издание статьи Л. П. Потапова «Героический эпос алтайцев» в 1949 г. в журнале «Советская этнография» и репертуар известного алтайского сказителя того времени Н. У. Улагашева. Методом исследования стало комплексное изучение всех материалов (исследовательских, текстологических, фактов), имеющих отношение к теме нашей статьи, а также сравнительно-сопоставительный, который мы применяли при анализе репертуара сюжетов сказаний.
Научная новизна статьи заключается в том, что изучение алтайского эпоса «Янгар» в контексте сведений сказителей и исследователей еще не было предметом самостоятельного исследования, но данная проблема чрезвычайно важна для полного представления о жанре алтайских сказаний как органичной части фольклора алтайского народа.
Изучение этих вопросов представляется весьма актуальным для дальнейшего сопоставления южносибирской версии эпоса «Янгар» с центральноазиатскими в целом и его научной систематизации с учетом всех версий и монгольского эпоса «Джангар». Отмечая отличительные моменты, авторы на примере конкретных текстов выявляют общий ход сюжета, состав персонажей, имеющих отношение к батыру Янгар, которые во многом совпадают, кроме них есть общие эпизоды и мотивы. В связи с этим авторы делают выводы об общих архаических корнях героических сказаний из репертуара двух сказителей, которые жили и творили в разные исторические периоды.
Актуальность исследования связана с тем, что интерес к связи слова и музыки в якутской народной песне возник со времен формирования якутской этномузыковедческой науки.
При этом специальные научные работы, посвященные соотношению словесной части и напева песенных разделов олонхо, связанные с сюжетом сказаний, также отсутствуют. Интерес представляют и изыскания сопоставления сюжета словесной части песен в олонхо с квантитативной ритмикой напевов. Этим и обусловливается актуальность настоящей статьи. В музыкознании связь слова и музыки изучается с точки зрения сравнения интонаций музыки и речи. Были проведены также изыскания в области связи слова и музыки на фонологическом уровне. Сравнение сюжета песен с музыкой проводилось с точки зрения фразеологии, но соотношения сюжета с квантитативной ритмикой отсутствуют в связи с тем, что квантитативная ритмика якутских традиционных напевов не исследована. Думается, что все же какие-то взаимоотношения сюжета с квантитативной ритмикой напева в песенных разделах олонхо присутствуют.
Цель статьи – исследовать соотношение сюжета олонхо В. О. Каратаева «Могучий Эр Соготох» в контексте связи слова и музыки в якутской традиции Вилюйского региона.
На основе цели формируются следующие задачи: изучить предваряющую песню словесный текст и его сюжет по отношению к напеву; выявить связь музыки песенных разделов со словом в зачинах и во время перехода пения в речь; рассмотреть соотношение сюжета с квантитативной ритмикой напева в песнях зооморфных персонажей.
Новизна исследования связано с тем, что сюжет В. О. Каратаева «Могучий Эр Соготох» в контексте связи слова и музыки в якутской традиции Вилюйского региона изучается впервые.
Музыкальным материалом служат нотации Н. Н. Николаевой записей В. В. Илларионова 1982 и 1986 гг. олонхо В. О. Каратаева «Могучий Эр Соготох», изданные в ее монографии «Эпос олонхо и якутская опера» (1993) и в томе «Якутский героический эпос “ Могучий Эр Соготох”» (1996) серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». Методологической основой стали научные труды М. Г. Кондратьева, Е. Н. Кузьминой, Т. В. Поповой, А. П. Решетниковой. В работе использован сравнительно-сопоставительный метод. Результаты исследования связаны с тем, что сюжет олонхо связан с напевом обязательной подготовкой появления и окончания песни, прямые взаимоотношения обнаруживаются в тонированной речи связок и окончаний, и в зачинах песенных разделов. Песни зооморфных персонажей, принадлежащих по сюжетным мотивам к эпическим персонажам, переданы, в основном, семисложниками и восьмисложниками, которые в пении реализуются квантитативным хореем, а в песне коня инициаль и каденция – квантитативным ямбом. Проведенная работа обнаружила то, что в вилюйской традиции доминируют более древние подвижные формы ритмической организации.
В статье описывается персонаж хантыйского фольклора, фигурирующий в традиции в определенном сюжетном фонде и имеющий узнаваемый характер, но действующий под разными именами. Наиболее распространенным именем персонажа этого типа является Бабушкин Внук (Ими Хиԓы).
Цель данной статьи – очертить круг сходных сказочных и мифологических персонажей в хантыйском фольклоре, выявить их особенности, а также описать круг общих сюжетов, в которых данный персонаж действует.
Благодаря использованию метода структурного анализа В. Я. Проппа, на основе 22 текстов на казымском, сынском, шеркальском, сургутском, ваховском, среднеобском, шурышкарском, приуральском, низямском диалектах хантыйского языка выявлены 6 сюжетных типов, в которых участвует данный персонаж: о взаимодействии с великаном (самый распространенный тип, который представлен несколькими разновидностями: о борьбе с антагонистом, о спасении антагониста, волшебные дары, о добыче невесты); об охоте на лося; о противостоянии с отцом; о неродном сыне; о мести за отца; о Небесном всаднике в загробном мире; анекдотические сюжеты. Очерчивается круг наиболее значимых мотивов, встречающихся в этих сюжетных типах: чудесное рождение, нарушение запрета, устранение недостачи. Особенностью хантыйского фольклора является отождествление сказочного и мифологического персонажей. Все упомянутые персонажи хантыйского фольклора распределены по разным функциональным сферам или жанрам: сказкам и мифам, которые в данном случае представляют собой две взаимосвязанные параллельные жанровые системы, отличающиеся степенью метафоризации излагаемых идей, а также, вероятно, ориентированные на разные категории слушателей, детей и посвященных взрослых. В заключение реконструируется обобщенный портрет и мифологическая история героя Бабушкин Внук, чья главная функция – быть защитником страждущих и силой, способной восстанавливать справедливость.
Актуальность данного исследования заключается в использовании данных фольклора для реконструкции истории бесписьменных народов, к которым относятся ханты, для которых фольклор является одним из важнейших способов передачи культурной и исторической информации.
В последнее время понятия «код», «культурный код» стали все чаще использоваться в гуманитарной науке. Это обусловлено, прежде всего, тем, что код как система знаков и набор правил, употребляющихся в качестве, согласно В. А. Масловой и М. В. Пименовой, используется для шифровки, дешифровки, хранения, объяснения и передачи информации о культурных явлениях или о культуре каких-либо народов.
Однако в тувиноведении, в частности в тувинской фольклористике, указанные понятия недостаточно изучены, чем и объясняется актуальность настоящего исследования.
В представленной работе автором рассматривается культурный код в тувинских героических сказаниях на основе классификации, приведенной В. А. Масловой и М. В. Пименовой. Сама классификация культурных кодов проведена в соответствии с сюжетным порядком героических сказаний.
Целью данной работы является выявление культурных кодов, встречающихся в текстах тувинских героических сказаний.
Задачи исследования – описание и анализ всех культурных кодов, встречающихся в эпических текстах тувинского народа.
Для решения поставленных задач были использованы метод сплошной выборки примеров, описательный метод,
а также семиотический подход. Исследование проведено на материале тувинских героических сказаний «Хунан-Кара» и «Боктуг-Кириш, Бора-Шээлей», которые вошли в академическую серию «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». Указанные издания являются классическими в художественном отношении текстами, которые не подвержены каким-либо искажениям и литературной обработке.
Новизна исследования заключается в том, что в тувиноведении впервые рассматриваются культурные коды в текстах героических сказаний тувинцев.
В результате исследования было выявлено, что в текстах тувинских героических сказаний используются следующие коды: поведенческий, пространственный, зооморфный, соматический, пищевой, колоративный, вербальный, темпоральный, предметный. Набор рассматриваемых кодов, главным образом, связан с национальной культурой, выражающейся определёнными языковыми компонентами. Автор считает, что именно эти компоненты являются ключевыми словами, передающими значения культурных кодов, благодаря которым объясняется суть того или иного явления в эпических текстах. На материале статьи показано, что социальная функция культурных кодов состоит в описании и передаче внутреннего и внешнего мира главного героя тувинских героических сказаний.
В статье рассматриваются виды боевого вооружения якутских богатырей по материалам фольклора в сравнительно-сопоставительном плане с боевым комплектом вооружения древних якутов из археологических источников.
Актуальность исследования определяется необходимостью изучения боевого вооружения по материалам жанров фольклора.
Младописьменные народы, в т. ч. якуты, смогли хранить историческую память в мифологии и фольклоре. При анализе привлечены лексические материалы якутского, древнетюркского и других тюркских языков. В таком ракурсе рассмотрены якутский лук, копья, пальмы, молоты, топоры.
Новизна работы состоит в том, что охарактеризованы виды боевого вооружения якутских богатырей по материалам олонхо, преданий, легенд в сравнительном плане с реально историческими видами вооружений.
Цель исследования – проанализировать виды боевого вооружения якутских богатырей по материалам фольклора.
Основными выводами являются дополнительные или уточняющие материалы по изучению боевого оружия якутских богатырей.
Использование материалов для изготовления якутского лука подтверждается материалами олонхо. По материалам легенд нам удалось установить, что примернаю дальность стрельбы из якутского лука составляет 1,5 км. Якутский богатырь в своем снаряжении кроме боевого лука имел үҥүү ‘копье’, сүгэ ‘боевой топорик’, тэрээк сүгэ ‘топор с широким лезвием’, батас, батыйа ‘пальма, короткое охотничье (на медведя) копье’. В работе подчеркнуто, что үҥүү ‘копье’ у якутов и долган использовалось в виде охотничьего и боевого оружия. Колотушка была одним из видов боевого ближнего оружия. Следующим видом ближнего боя, по материалам олонхо, можно назвать сүгэ ‘боевой топорик’, имеется разновидность боевого топора тэрээк сүгэ ‘топор с широким лезвием’. В текстах олонхо очень подробно дается процесс изготовления ох саа ‘лук’ и батас ‘пальма’. В текстах даны описания превосходного качества железа, из которого была сделана пальма. Большинство эпитетов пальмы в материалах олонхо раскрывает функциональное предназначение смертельного оружия. У якутов было одно грозное оружие, которое называли батыйа, но в текстах олонхо не часто встречаются описания данного вида оружия. Описания батыйа остались только в составе эпитетных и сравнительных конструкций олонхо.
Актуальность темы исследования обусловлена всевозрастающим интересом к структурному анализу эпических текстов и его вариантов, в частности, к изучению закономерностей функционирования сюжетосложения, интерпретации своеобразных сюжетных мотивов и эпических персонажей.
Одним из таких текстов является олонхо А. Т. Титарова «Хардааччы Бэргэн», имеющее несколько разновременных записей, но известное в научном кругу двумя вариантами записей. Первый вариант – полный текст, расшифрованный с магнитофонной записи Ю. И. Шейкина и М. Л. Дидыка (1986 г.) и изданный в 2022 г. на трех языках в рамках XV Республиканского Ысыаха Олонхо в Верхневилюйском улусе. Второй вариант – неполный рукописный текст, зафиксированный П. Н. Дмитриевым (1987 г.). Статья посвящена структурному анализу данных двух вариантов записи.
Целью исследования является сравнительно-сопоставительное изучение вариантов записи олонхо «Хардааччы Бэргэн» в аспекте сюжетно-мотивного состава, поэтических особенностей формулы имени эпических персонажей и языка олонхо.
Для осуществления поставленной цели исследования использованы текстологическое описание рукописи, сравнительно-сопоставительный метод и структурный анализ. Методологической основой послужили фундаментальные исследования по проблемам текстологии и вариативности эпических текстов, поэтике эпического повествования и некоторым аспектам мифологии. В результате сопоставительного анализа двух вариантов записи олонхо «Хардааччы Бэргэн» мы пришли к выводу, что вариативность текстов носит синонимический характер, так как манера исполнения олонхосута зависит от места, времени, аудитории и даже от запроса записывающего специалиста. Оба варианта записи, дополняя друга друга в содержательном плане, в достаточно полном объеме раскрывают своеобразие исполнительской манеры А. Т. Титарова. В ходе исследования сюжетных мотивов были установлены их органичная связка и изменчивость в обеих записях, эпические формулы едины в содержательной, образной и структурной основах. Обнаружены специфические мотивы, связанные с ритуально-обрядовыми действиями и индивидуальностью сказителя. В системе эпических персонажей наблюдается трансформация, в частности, в сторону мифологических героев. В целом олонхо отличается небольшим объемом, динамичным сюжетом, наличием характерных мотивов эпической традиции Вилюйского региона, варьированием имен персонажей.
В статье рассмотрен ритм прозы на примере эпического произведения «Кудангса Великий» («Улуу Кудаҥса», 1929 г.) П. А. Ойунского, одного из основоположников якутской литературы. Новатор якутской литературы П. А. Ойунский создал один из самых ритмичных текстов. Этот факт объясняется автором статьи факторами, активно влияющими на функции художественной литературы, связанной с событиями начала XX в.
Актуальность исследования обусловлена тем, что вопрос о характеристике специфики ритма прозы, ее анализа остается в якутском литературоведении не решенным.
Исследование ритма прозы П. А. Ойунского в ритмико-интонационном аспекте является новым подходом к изучению поэтики писателя. Среди важнейших завоеваний писателя в организации якутского ритмического единства оказались все уровни языка героического эпоса олонхо.
Целью статьи является выявление художественных функций ритма в произведении «Кудангса Великий» П. А. Ойунского.
Для достижения цели были поставлены следующие задачи: делать акцент на выявление функциональной роли ритмизации прозы; в этой связи обратить внимание на ритм героического эпоса олонхо.
В работе использованы методы сравнительно-сопоставительного изучения, функционального анализа. Проза П. А. Ойунского значительно отличается выраженной ритмической организацией. Выяснилось, что писатель, используя приемы эпического изображения в повести «Кудангса Великий», часто обращается к устойчивым эпическим формулам, придающим произведению особую ритмичность, колоритность. В повести изобразительно-выразительные средства, характеризующие эмоциональное состояние героев, составляют одну из главных особенностей произведения. В повести П. А. Ойунский предоставил значительное место созданию эмоционально-экспрессивной функции прозаического ритма. Употребление П. А. Ойунским ритмизации в произведении мы связываем с эпосом олонхо, несущим свою функциональную нагрузку и привносящим в тексте богатый язык. Как показывает проведенное исследование, ритмизация прозы в творчестве писателя происходила вследствие сказительского творчества самого П. А. Ойунского, также его стихотворного опыта, в результате которого стал складываться прозаический стиль писателя.
В обществе происходят процессы трансформации во многих сферах жизни и деятельности людей. В таких условиях усиливается важность глубинных изучений мифологического сознания человека. Архаические тексты якутского эпоса олонхо имеют богатую знаковую природу, которая предстает благодатной почвой для изучения глубинных смыслов и структур. В фокусе настоящего исследования – коды зачинов разновременных фиксаций центральной эпической традиции сказительского искусства якутов.
Цель исследования – выявление кодовых конфигураций зачинов олонхо раннего и позднего периодов записей, фиксация изменений в категориях кодирования содержаний зачинов.
В работе применяются сравнительно-типологический подход, структурно-семиотический и квантитативный анализы (метод сплошной выборки, статистического анализа), метод герменевтики и индукции. Анализ позволил выявить из зачина ранней записи олонхо 264 единицы кодов, из поздней записи – 112 единиц. В обоих зачинах наблюдается иерархическое выстраивание кодов по трем уровням. Установлено, что частота употребления кодов в зачине поздней записи выше, чем в ранней. Устойчивыми во времени выявлены числовой, семический, соматический, цветовой коды. Также отмечается использование скрытого кода бессознательного и геономического кода в зачине поздней записи, отсутствующих в ранней записи. В последнем отмечаются парные сочетания двух кодов – природно-климатического, зооморфно-цветового, что не встречается в зачине поздней записи. В целом, наблюдается значительное сокращение объема зачина поздней записи в сравнении с ранней. Однако верифицируется тождественность в реализации главной функции зачинов – манифестации «представлений» хронотопов последующих событий эпосов, где коды предстают важным структурообразующим компонентом мифов. При этом «выпадение» ряда сюжетных мотивов из зачина поздней записи частично восполняется за счет повышения применений кодовых конфигураций. Отсутствие же в зачине поздней записи олонхо главного компонента мифа – героя – служит индикатором функционирования «микромифа», а не реального мифа, построенного в соответствии с мифологической моделью.
